Михайлушка

Татьяна Попова

Давным-давно, не за семью морями, не за семью долами, а на нашей земле русской жил в дремучем бору лесник. Его молодости, силе, сметливости да пригожести люди добрые радовались, злые - завидовали. И жену лесник сыскал красивую, добрую, с которой и в лесу не скучно. Отчего ж редко молодец улыбается? Зачем песни грустные поет молодушка? Не взлететь птице без крылышков, не бывать счастливой семье без детушек. Уж пять лет живут лесник с лесничихой, да не дает им Бог ни сыночка, ни дочки.

Прознала однажды лесничиха, что в дальнем лесном угодье колдунья на болоте живет. Люди гиблое место стороной обходят, но когда беда кого свалит, да беда страшная, неминучая - на топь идут, колдунье кланяются. Поможет та, нет ли, знать, хуже-то не будет. Услыхала лесничиха про колдунью, запала в душу ей дума неотвязная. Два дня она судила-мыслила, а на третий у мужа в гости к родне отпросилась. Утром ранехонько лесничиха проснулась, платье и лапти новые одела, в узелок подарки сложила - плат узорчатый ненадеванный, горшок меда душистого, да колечко серебряное, батюшкой покойным подаренное. Быстрым шагом пошла красавица, но не по лесной дороге, что в деревню выводит, а по чуть видной тропочке, что в чащу заводит.

До сумерек шла лесничиха по лесу незнакомому. Ноги от ходьбы устали, пот глаза выел. А и страх порой ее охватывал, все глаза звериные чудились. Но дошла, наконец, до болота. Видит - посреди топи кочка величиной в два пенечка, на кочке - избушка, у избушки - старушка. Поклонилась ей лесничиха до земли и звонко закричала:

- Вечер добрый, бабушка! Я с просьбой к тебе!

- Ну, заходи в избу, коли пожаловала! - Старушка вроде и не кричит, и голос глухой, а все слышно.

- Да как же к тебе пройти, бабушка? Как через топь перебраться?

- А уж этого я не знаю - не ведаю. Коли сильно я тебе нужна, так и по болоту пройдешь, ног не замочишь.

И ушла колдунья в избушку. Помялась-потопталась лесникова жена, в воду вонючую позаглядывала, позвала еще старуху - не откликается. Что делать? Повернулась уже обратно идти, да представила избу свою, а посреди горницы - мужа милого, а на руках у него - мальчонку малого, белобрысого... Закрыла глаза, рванулась к избушке, через топь гиблую... И диво! Открыла глаза - а сама уже у дверей стоит, и лапти сухие совсем. Толкнула дверь-то, и в колдуньин дом вошла. Темно в избушке, травами пахнет, а бабка за столом сидит, отвар какой-то пьет. Хотела лесничиха о беде своей поведать, а колдунья не дала: "Все, - говорит, - про тебя знаю. Дары свои обратно отнеси - не нужны мне они. Иди теперь домой, но прежде зайди в Дикую падь. Там охотники третьего дня медведицу завалили, а медвежонок остался. Он тебе сыном и будет". Отвернулась колдунья и ни словечка больше не вымолвила. Постояла-постояла лесничиха, поклонилась низко колдунье, да и двинулась в обратный путь. Никогда еще не слыхала она, чтоб медвежонка люди ростили, но боялась колдунью ослушаться, потому и пошла темной ночью через лес, в Дикую падь.

Ночью в лесу жутко. Медленно брела лесникова жена, к каждому шороху прислушивалась, к каждому движению приглядывалась. Лишь к рассвету добралась усталая молодица до Дикой пади. Услыхала, будто плачет кто. Пошла на зов этот жалобный и увидала у дуба старого маленького совсем медвежоночка. Подбежала лесничиха к медвежонку, на руки его подхватила, а он, как детеныш человеческий, прижался к ней головкой крошечной, да и задремал. Присела красавица на траву у дерева, прикрыла глаза усталые - и сама не заметила, как уснула сном целительным...

В тот же день, к вечеру, вернулась лесникова жена с медвежонком домой. Муж из лесу еще не приходил. Вымыла лесничиха своего звереныша в корыте, достала из сарая люльку старую и уложила в нее медвежонка, одеяльцем лоскутным прикрыла. На ту пору и муж вернулся. Выбежала лесничиха ему навстречу, обнимает-целует, и смеется, и плачет одновременно. Стала молодица леснику сказывать, что нашла в лесу сироту-медвежонка и хочет его как сыночка воспитывать. Удивился лесник, испугался - подумал, что в уме жена повредилась. Зашлось сердце у него от жалости, и на все он дал свое согласие. Тут из горницы плач послышался, вошел в избу лесник и вдруг... залился смехом легким, радостным. Вбежала лесничиха в дом - и замерла. Стоит муж ее посреди горницы, а на руках его сильных младенец лежит, белобрысенький, человеческий...

Вот так и появился в семье лесника старший сынок - Михайлушка. А за ним, через год, доченька у лесничихи народилась. Детками своими лесник с женой не нарадуются, растут мальчишечка с девчоночкой здоровыми и послушными. Только не зря говорят, что слухом земля полнится - прослышали бабы деревенские что-то, либо сами надумали, только прозвали лесникова сынишку "медвежонком". По малолетству он внимания на то не обращал, а как начал в школу бегать - обида взяла. Стал он к матери с вопросами приступать - та отшучивается-отговаривается. Прошло сколько-то времени, Михайлушка вновь к лесничихе - скажи да расскажи, не то у чужих людей пойду вызнавать правду. Мать угрозы той испугалась, да все мальчику и поведала. А Михайлушка-то, несмышленыш маленький, рассердился.

- Ну и вредная, - говорит,- старушонка, та колдунья! Не могла, старая, просто наколдовать матушке ребеночка, медвежонок ей, видишь ли, понадобился!.

- Да не стыдно ли тебе говорить такие речи? - стала увещевать Михайлушку матушка. - Ты вовек ту старушку благодарить должен за то, что она тебя человеком сделала!

Только не слушал ее Михайлушка, при своем оставался разумении. Порешил он отправиться на болото колдуньино и самой ей обиду высказать. Не пошел он утром в школу, а побрел по тропинке узенькой, в лес незнакомый, к топи недоброй. Да не заметил Михайлушка, что сестра его Глашенька за ним тайком пробирается. Вот добрался Михайлушка до болота. Глядит - посреди топи кочка величиной с два пенечка, на кочке - избушка, а подле нее - старушка. Не стал ей Михайлушка кланяться, закричал звонко - на весь лес, на сто верст окрест:

- Эй! Бабка! У меня к тебе дело есть, как мне к тебе перебраться?

- Коли доброе дело, так и ступай смело, а коли дело дурное - будет топь под тобою.

Сунулся было Михайлушка через болото перебираться, да на первом же шагу и увяз - еле выбрался. Да так и повел речь свою, через болото перекрикивая:

- Я - Михайлушка, лесников сын. У тебя хочу ответа стребовать. Ты почто меня из медвежонка сделала, на посмешище выставила?

А старушка ему в ответ тихо так, страшно так:

- Коль работа тебе моя не нравится, пусть вернется все на свои места, кем родился ты, тем и станешься, и до той поры им останешься, пока волк с зайцем не подружатся, пока топь моя садом не станется, пока солдатка царицею не сделается. Ну, а ежели ты все выполнишь, выпей до дна воду из баклажки, не простая она, а живительная.

Речь свою колдунья промолвила и растаяла, словно облачко - ни старушки нет, ни избушки нет, на болоте только кочка одна. А у ног Михайлушки баклажечка лежит. Ничего не понял Михайлушка, поднял баклажечку, обернулся к кустам и раздался тут крик испуганный. Подбежал Михайлушка к кустам, а там лежит Глашенька, без чувств, словно мертвая. Не понял Михайлушка, как она попала на топь и чего испугалася, подхватил ее на руки, да побежал домой. И странно - больно легкой казалась ему ноша, усталости Михайлушка не почувствовал. Прибежал он к своему подворью - лошадь на поляне от него шарахнулась, пес злобным лаем залился. Не приметил этого Михайлушка, торопился он к матери, чтобы та Глашеньку поскорей спасать начала. Вносит в дом сестрицу свою Михайлушка, а навстречу ему - матушка, увидала его, криком зашлась, да из дому в ужасе кинулась. Изумился Михайлушка, положил он на лавку Глашеньку, а над лавкой той зеркальце висело - глянул в него Михайлушка, и от ужаса сердце захолонуло. Смотрит из зеркальца морда косматая, морда дикая - медвежия. Заревел во всю пасть Михайлушка и из дома в чащобу кинулся.

Ушел Михайлушка в самый дальний лес, подальше от родных, от знакомых мест. Стал он жить медвежьей жизнью, не вспоминал он слов колдуньиных, ни к чему мечтать о несбыточном. В дальний угол берлоги своей спрятал Михайлушка баклажечку, в тайный угол души схоронил он надежды все.

Прошло лето, перезимовал Мишенька, а с весной из берлоги вылез, бродит, ручьям да почкам радуется. Вот пробирался он как-то по кустам малинника, вдруг слышит - словно плачет кто. Подошел Михайлушка к кустам - видит, зайчик сидит, совсем маленький:

- Чего плачешь, глупенький?

- Страшно одному!

- А почто один, где твоя мамка?

- Волки сьели...

Что с горемыкой поделаешь? Взял его в лапы Михайлушка, да и отнес в свою берлогу. Стал кормить-поить, с собой по лесу водить. А воспитывал его не по-медвежьи, не по-заячьи, а по-человечески.

Кончилась весна, лето красное загуляло вокруг. Весело и сытно стало в лесу Мишеньке и Коське - так медведь своего приемыша назвал. Отдыхали они раз на поляне, вдруг слышат - вороны переговариваются:

- Летим скорей!

- Куда, зачем?

- Добыча есть!

- Какая, где?

- Охотники волчью семью затравили у старой ели, взрослых убили, волчат унесли. А одного, раненного, бросили - летим скорей, добьем, съедим!

Вскочил Михайлушка, да скорей к старой ели. А Коська за ним. Глядь - у разоренного логова лежит волчонок крошечный, в крови весь. Склонился к нему Михайлушка, стал ранки его зализывать. А Коська говорит: "Эти самые волки мою мамку съели, пусть теперь их волчонка вороны слопают". Покачал мохнатой головой медведь: "Глупый ты совсем, несмышленыш мой. Знай, что зло всегда зло родит, а добро - оно от добра идет". Стали в берлоге втроем жить - Миша, Коська-зайчонок да Провка-волчонок.

Выросли за лето и зиму Коська с Провкой - умные, дружные, добрые. Все им о себе рассказал Михайлушка, ничего не утаил. Пришла весна, говорит однажды Коська:

- Батюшка Михайлушка, а не спробовать ли нам колдуньины заветы выполнить?

- Что ты, Коська, несбыточное там все.

- Почему же несбыточное, батюшка? Ведь с Провкой мы уже подружились - один завет, значит, исполнили. Почему бы нам теперь на топи сад не развести?

Посудил-порядил Михайлушка - правду Коська говорит. И решился он на дело сложное, дело трудное, невозможное, начал с Провкой и Коськой болото осушать. Правда, помощников у них много сыскалось - никто в той топи не жил, даже лягушек не было, а всем лесным зверям и птицам от болота беспокойство одно. Так что, стоки из болота бобры прорывали, торф разнести лоси вызвались. А уж когда к осени дело до посадки деревьев дошло, то весь лес тут собрался. Саженцы птицы в заброшенной деревне разыскали. Сад удался на славу. Михайлушка из-за него даже в зимнюю спячку не впал - все бегал смотреть, не поморозило ли саженцы, снежком их укрывал.

Пришла весна-красна, зазвенели по лесу ручьи, народились в Михайлушкином саду почки, зазеленели первые листочки. Только не радуется душа Михайлушкина - заскучал он по людскому говору, душа рвется к родимому дому, к доброй матушке, к строгому батюшке, к дорогой сестрице Глашеньке. Совсем затосковал Михайлушка и, посоветовавшись с Коськой да с Провкой, решился он с друзьями своими пойти к лесниковой избушке, тайно поглядеть на любимую свою семью. Как задумали - так и сделали, в тот же день в путь-дорогу отправились.

Вот подбираются они к огороду, ждут, когда голоса послышатся да на грядках матушка с Глашенькой покажутся. Только тихо и пусто кругом, заросли сорняками грядушки, а земля лежит невзрыхленная. Забилося сердце Михайлушки, беду страшную почуяло. Не таясь он в дом заходит - пусто в доме, нежилым духом тянет. Заревел-завыл медведь, об пол ударился, головой о стенки бьется, когтями шерсть на себе рвет. А Коська с Провкой от жалости к Мишеньке сами чуть не плачут, гладят его, утешают. У Коськи-то уши длинные, да и ум, видать, не короткий. Говорит он Михайлушке: "Ты погоди убиваться, может живы твои матушка с батюшкой, да с сестрицей твоей Глашенькой. Может, просто они с лесничества съехали да в деревне живут, не печалятся". Злое слово ранит, доброе - исцеляет. Вскочил на лапы Михайлушка, отряхнулся, да по дорожке заросшей в деревню кинулся.

Однако у самой деревни осторожность он вспомнил, до ночи у реки схоронился. И Коська с Провкой тут как тут. Сидят в кустах густых, темноты ждут. Вдруг, откуда ни возьмись, ребятишки. Расселись на бережку девчонки, а ребята поодаль в воду полезли. Девчонок-то пятеро было, но лишь на одну глядел Михайлушка. Девчонка как девчонка - косица крючком, носишко торчком, глазенки голубые, платочек старенький. Только красивей ее никого Михайлушка не видал, потому что узнал в ней сестренку свою - Глашеньку.

Сидят девчоночки, венки из одуванчиков сплетают, да о пустяках болтают. "Глашенька, а Глашенька,- говорит одна из них,- как тебе у Марфиньки живется? Не забижает она тебя?"

- Как забрали в солдаты, да сгубили на войне моего батюшку, да померла с горя моя матушка, одна на всем свете я осталась, не считая братца пропавшего. Тут и пригрела меня Марфинька, в дом к себе взяла, дочкой назвала.

Долго еще девочки разговором тешились, долго их Михайлушка слушал. Так, на глаза людям не показавшись, все он прознал - проведал: и про смерть своих милых родителей, и про жизнь своей сестренки Глашеньки. Услыхал, что Марфинька - тоже вдова солдатская, хоть и совсем молоденькая, да с сыночком Ванечкой, недавно народившимся. Вгрызся Михайлушка во сыру землю, чтоб не взвыть от горя лютого, землю русскую посетившего, да его семью погубившего.

Поселился с той поры Михайлушка с Провкой да с Коськой у самой деревни, чтоб поближе к Глашеньке быть, хоть глазком одним на нее из кустов поглядывать. Дело ясное, следы медвежьи люди замечать стали. А и людей-то в деревне осталось - девки с бабами, да старики с ребятней. Им не на медведя, а на кошку разве с рогатиной хаживать. Сперва людишки в лес боялись ходить, а потом привыкли: медведь-то, Михайлушка наш, никого не обижал, не пугал. Вот однажды пришли в лес и Марфинька с Глашенькой, да с малым дитем Ваняткой. Сынка Марфинька на свой платок посреди поляны усадила, а сама с Глашенькой по ельнику вокруг бродит, грибы-маслята собирает. А Михайлушка с Коськой да с Провкой по другую сторону поляны в овражке схоронились, на них поглядывают.

Гриб за грибом, елка за елкой, уж и из виду Марфинька с Глашенькой скрылись. Осмелился Михайлушка, тихохонько из овражка вылез, да поближе к Ванятке подбирается. А малец-то не боится его, агукает да улыбается, видно, доброе сердце и под медвежьей шкурой угадал. И вдруг увидал Михайлушка - словно молния черная в зеленой траве мелькнула, к Ванятке скользнула. Подскочил к ней Михайлушка, да тяжелой лапой со всей силы и прикончил. То была змея ядовитая, гадюка ползучая. Укуса ее и богатырь не снесет, не то что ребенок маленький.

Испугался змеи мертвой Ванятка, плачем залился. На крик его Марфинька с Глашенькой слетелись, медведь только-только схорониться успел. Увидала Марфинька змеюку мертвую, сыночка на руки схватила, с ног до головы осмотрела, а потом и говорит: "Кто ты, добрый человек? Ты сынка моего спас, а кроме него да доченьки приемной никого у меня нет на земле. Будешь ты мне теперь батюшкой, коли годы твои великие, будешь братцем любезным, коли молод еще, будешь матушкой или сестрицей, если ты не мужчина, а женщина!". Замолчала Марфинька, тишина ей ответом была. "Почему же молчишь ты, душа-человек,- снова Марфинька спрашивает,- кто бы ни был ты - богач или нищий, праведник или разбойник, красавец или урод, выйди, покажись, позволь мне тебе поклониться!". Опять только шорох трав ей отозвался. В третий раз начинает речь свою Марфинька: "Чует сердце мое, что беда у тебя, добрый человек, а гордость не позволяет к людям идти. Так знай, что пока ты мне не покажешься, не уйду я из лесу. Глашенька, бери Ванятку, да отправляйся в деревню, а я, коли надо, так и заночую здесь!"

Вот так бывает - с виду-то Марфинька хрупка да слаба, а по духу иному богатырю примером служить может. Как сказала - так и сделала, детей в деревню спровадила, а сама на поляне осталась. Уж и солнце к закату скатилось, уж и сумерки спустились, а Марфинька сидит себе на поляне, то помалкивает, то песни поет. Понял Михайлушка, что не уйдет она с места этого, даже если все дикие звери и чудища лесные на поляну сбегутся, и решил открыться Марфиньке.

Сразу-то выходить не стал он, чтоб не испугать молодушку. Начал Михайлушка из-за кустов рассказ и поведал историю свою печальную от начала и до конца. В завершении речи своей не удержался, морду в лапы уронил, да и зарыдал, словно человек, а не мохнатый медведище. И почувствовал Михайлушка, как легла ему на голову чья-то рука, ласковая, как матушкина. Поднял он голову - перед ним стоит Марфинька, по щекам слезы светлые катятся, а к ногам ее Коська с Провкой прижались.

Речь моя течет, словно реченька, а жизнь - как волна морская катится. Казалось, только лето цвело, а уже и зима на исходе. Зима-то на исходе, а медведь наш милый в берлогу и не залезал. Промчались и дожди, и непогоды осенние, и стужи, и вьюги зимние, а Мишенька с зайчонком и волчонком их и не приметили. Осенью они в своем саду урожай собирали - половину лесному зверью оставили, а другую половину Марфиньке, Глашеньке, да Ванятке принесли. Потом осенний гриб из земли полез - много ли соберут Глаша да Марфа? А Коська с Провкой - каждый день корзин по пять приносили. Михайлушка научился кадушки деревянные делать - Марфинька и Глашенька уйму грибов насолили. Потом дрова на зиму Михайлушка на всю деревню заготовил - люди-то уже давно прознали про дружбу Глашеньки и Марфиньки с чудным медведем. А зиму лесная троица у Марфиньки в сарае пережила - дом охраняли, когда солдатка с Глашенькой и Ваняткой в город ездили, грибы да лапти продавать. Лапти-то Михайлушка с Коськой вечерами плели. И все бы хорошо, да нет яблони без гнилого яблочка.

Жила в той деревне баба одна, имени ее не помню, а звали все теткою Кощеихой. Потому что злей ее в деревне не было. А отчего? Бог один ведает. Вроде не лучше других ей жилось, так и не хуже! Только злости в ней было много, ох, много, а зависти черной и того больше. И нашла Кощеиха кому позавидовать - солдатской вдове Марфиньке да полной сироте Глашеньке. Не поленилась Кощеиха, собралась в дорогу дальнюю, да в самый стольный град отправилась. Добралась до царского воеводы, возвела на Марфиньку клевету черную. Будто Марфинька с Глашенькой - колдуньи, потому и медведь у них живет, да не один, а с волком и с зайцем. Будто грибы у них - отравленные, кто их поест, тот лютой смертью помирает, кто лапти поносит, у того ноги отсыхают.

А воевода царский был из таких людей, что доброе слово три раза проверит, а худому - сразу поверит. Собрал воевода стражу, да и явился в деревню, схватили солдаты Марфиньку с Глашенькой, да с сынком Ваняткой маленьким. Медведя с зайцем и с волком застрелить хотели, но тем убежать удалось.

Вот доставили солдатку с детьми в стольный град, в темницу засадили. А Михайлушка не бросил свою родную младшую сестру Глашеньку, да названную старшую - Марфиньку. Ночью темною пробрались они с Коськой и с Провкой в сад царский, все следы милые отыскивали. Да бесследно исчезли в темнице Марфинька с Глашенькой. От горя такого зарычал Михайлушка, завыл Провка, заскулил Коська.

На ту пору правил царь Степан - молодой, умный да справедливый. Царицы у него не было - не захотел он ни на одной боярышне женится - больно они глупы да скучны. И заморские принцессы не по нраву Степану пришлись - слишком вертлявы и недобры. Так и жил Степан без жены. И слыл он храбрым да умелым охотником.

Услыхал Степан медвежье рычание, волчий вой да заячий скулеж, вскочил с постели царской, охотничье снаряжение ухватил, в сад кинулся. Увидал зверей - лук натянул, в медведя целится. А медведь ему и говорит тут человеческим голосом: "Погоди, царь, меня потом убьешь, а сперва за невинную вдову с ребенком да за сироту заступись!".

В изумлении выронил стрелу Степан, опустил лук. И поведал ему о своем горе Михайлушка. Как услышал царь о черной клевете, зашумел на слуг, ногами затопал, приказал привести пленниц невинных. Царское слово - закон. Вмиг слуги Марфиньку с Глашенькой из темницы доставили. И тут обо всем забыл Степан, ослеп и оглох. Уж не видел он медведя чудного с зайцем с волком, не слыхал воеводиных оправданий. Только видел Степан глаза Марфиньки, серые-серые, а изнутри - голубым светом сияющие. Только слышал он речь ее складную, да слова мимо ушей летели, лишь в груди колокольчиками отдавались.

Что еще сказать вам про царя и Марфиньку? Умному долго объяснять - слова на ветер пускать, а дураку хоть до вечера толкуй - не растолкуешь. Нашел Степан в солдатке то, чего не было ни в боярышнях, ни в заморских принцессах - чистоту да доброту разглядел, ум да отвагу угадал. А Марфинька? Что ж, позабыла мужа своего, на войне убитого? Нет, не позабыла, до самой смерти своей о нем плакала, но не могла не полюбить она Степана. Не корона царская сердце тронула, не богатство да слава глаза застили - полюбилась ей тяга к делу правому, молодецкая удаль да мудрость государева.

Хоть бояре дулись и ругались тайком, а через месяц повенчались Степан с Марфинькой. Веселая свадебка удалась. Ванятка на коленях Степана подпрыгивал, Глашенька с Коськой барыню плясали, Провка так наелся, что и на ноги подняться не смог - лениво лежал, сыто вокруг поглядывал. А Михайлушка рядом с Марфинькой сидел, и счастливей его не было никого в мире - ни зверя, ни человека. Да и как ему было не радоваться любви ласковой Степана к Марфиньке и к сыночку ее малому, заботы царской о Глашеньке, сытости Провкиной, веселью Коськиному. О своей беде - о медвежьем обличии - уж и не вспоминал теперь Михайлушка.

А на следующий день пропал куда-то Коська. И в тереме его искали, и в садах кликали, и по стольному граду шарили - нет, исчез, словно снег по весне растаял. Всем на удивление один лишь Провка не печалился, уверял всех, будто Коська по делу побежал, вернется скоро.

И вправду, не прошло и трех дней, как нашлась пропажа бесценная, возвратился всем милый зайчонок. Отозвал он в сторону Михайлушку, протянул ему какую-то баклажечку, сырою землицею испачканную.

- Что это? - удивился Михайлушка.

- Испробуй водицы, - Коська требует.

Глотнул Михайлушка из баклажечки один раз, второй, третий... Потемнело вдруг небо над двором, тучи черные сдвинулись, затолкались, засверкали чудные молнии, гром неслыханный раскатился. И явилось вдруг перед теремом болото, посреди которого кочка, а на кочке той у избушки - старушка. И сказала та старушка речь короткую, да на век всем в сердце запавшую: "Сдружил ты зайца с волком, осушил болото топкое, на царский трон возвел вдову солдатскую. То не заговор помогал тебе, не колдовство тайное, не чары волшебные. Сердце доброе, совесть чистая, да сила душевная стали верными тебе сподвижниками. Так не быть тебе больше медведищем, стань отныне и вовек добрым человеком!".

Вмиг туманом болото истаяло, небо тотчас от туч очистилось, солнце ясное рассиялось. Оглянулись Марфинька с Глашенькой, да Степан с Ваняткой малым - глядь, стоит средь двора добрый молодец, по лицу его слезы катятся, слезы сладкие, слезы радости.

Вот и сказка моя здесь кончается, жизнь обычная начинается. Хорошо во дворце жить, да с царями дружить, только в лес ушли Михайлушка с Глашенькой, с Коськой-зайчонком и Провкой-волчонком. Заменил Михайла отца своего, стал лес охранять, от злых рук зверье беречь. А Степан с женой да с ребятами у него частенько гостевали.

Устает и рассказчик, и чтец, потому здесь и скажем: КОНЕЦ.

Предоставлено автором, специально
для публикации на сайте «Солнышко»
Опубликовано 13 февраля 2003 г.

Все произведения современных авторов