| Регистрация | / | ВХОД |
Майский рассвет
сказка для взрослых
Поделитесь с друзьями, возможно,
им с нужна эта информация!
им с нужна эта информация!
– Лиза, Беата приехала!
Мама заглянула в комнату. Лиза притворилась спящей. Не дождавшись ответа, мама закрыла дверь и, немного помедлив, вышла на террасу. Через открытое окно Лиза слышала весёлый голос Беаты, тихий ответ мамы. Шорох шагов по гравию.
Ушли в беседку, к бабушке. Мама расскажет? Но вспышка интереса тут же погасла, накрытая душным одеялом безысходности и безразличия. Какая разница, кто что скажет, какая разница, солнце на улице или дождь выбивает дробь по крыше. Позавчера, безропотно откликнувшись на мамину просьбу помочь с обедом, Лиза порезала руку. Кровь залила разделочную доску, мама вскрикнула и кинулась за перекисью, а Лиза даже боли не почувствовала.
Боль… В книгах или в кино в таких случаях испытывают боль. Актёры страдальчески играют лицами, в сердце героев романов «словно вонзается нож», у них «ноет душа», им «не хватает воздуха». Лиза ничего подобного не чувствовала. Просто мир вокруг стал тусклым до незаметности.
Когда-то в детстве Лизе подарили калейдоскоп. Увидев толстую трубу, разрисованную яркими узорами, она обрадовалась. И тут же начала придумывать, как с этой штуковиной можно играть. Поставить её в центре собранного из конструктора города? Получится башня, где живёт колдун. Но брат прервал Лизины размышления.
– Это калейдоскоп, – объяснил он, – смотри сюда и поворачивай вот тут.
И Лиза увидела чудо. В трубе переливался, жил целый мир, постоянно меняющийся, неуловимо-прекрасный. Весь вечер она движением руки создавала и разрушала разноцветные вселенные. А утром взяла калейдоскоп в детский сад. Девочки по очереди смотрели в трубу, пока к ним не подбежал главный хулиган средней группы Васька.
– Тоже мне, нашли чему радоваться! – Васька, шмыгнув всегда сопливым носом, презрительно захихикал. – Там просто куча стекляшек, вот и все чудеса.
– Не ври! – кинулась защищать волшебство Лиза. – Иди отсюда!
Разозленный Васька выхватил калейдоскоп и с размаху бросил его на пол. Оболочка трубы треснула, мелкие разноцветные стеклышки брызнули во все стороны. Чудо кончилось.
Тысячи детей с восторгом смотрят в разноцветную таинственную псевдо-даль калейдоскопа, не подозревая обмана. Если бы она не разозлила Ваську…
Причем тут калейдоскоп? Сейчас она никого не провоцировала, не злила. Ах да, цвета. Вот откуда воспоминание о калейдоскопе.
Тогда, почти три месяца назад, мир вдруг стал необычайно ярким. Словно кто-то усилил, довёл до совершенства силы и чистоты каждый цвет, каждый оттенок. Впрочем, возможно, мир остался прежним, а что-то случилось с глазами Лизы? И они теперь видели то, чего не замечали раньше?
Своим открытием Лиза могла поделиться только с Глебом. Он смеялся, целовал Лизу, называл маленькой фантазёркой. Лиза закрывала глаза, но по-новому яркий мир не исчезал, а закручивался цветным клубком и превращался в лицо Глеба, которое она видела даже с закрытыми глазами.
Смешно, но при первой встрече это лицо показалось ей ничем не примечательным.
– Спецкурс у нас будет совместитель вести, – сообщила всезнайка-Ленка, – крутой очень. В банке работает. Диссертацию пишет, докторскую, хоть и молодой. Говорят, жуткий бабник. У него даже прозвище есть – «коллекционер». Типа девушек коллекционирует.
Восемнадцатилетней Лизе тридцатилетние молодыми не казались. И какая разница, бабник новый преподаватель или нет? Лизе нравилось учиться, но она, вчерашняя золотая медалистка, по-детски побаивалась первой сессии. И больше всего её волновало, не будет ли «крутой» преподаватель слишком придирчивым на экзамене.
Когда Глеб быстрой походкой вошел в аудиторию и, бросив для разогрева какую-то шутку, начал лекцию, сердце Лизы не ёкало и не билось тревожно в груди. Скорее, новый преподаватель покорил её ум, так интересно и просто, с юмором он рассказывал о достаточно сложных и на первый взгляд скучных вещах. Скоро спецкурс стал Лизиным любимым предметом. И немножко грустно думалось о том, что в новом семестре уже не будет споров с Глебом Алексеевичем, и азартных деловых игр, и книг, на которые он даёт «наводки».
Сессии Лиза боялась зря. На последнем занятии, огласив результаты рейтинга, Глеб Алексеевич назвал её фамилию первой в списке «автоматчиков». Так что экзамен свёлся к простановке заслуженной оценки «отлично» в ведомости и зачётке.
– Ну что, Лиза, Вы прочитали «Невидимое сердце»? – спросил он, возвращая зачётку.
– Нет, Глеб Алексеевич, я так и не нашла книгу. В интернете нет, и в магазинах тоже.
– Что ж Вы не сказали мне об этом раньше? Я с удовольствием дам Вам прочитать бумажный вариант, – улыбнулся Глеб.
Экзамен по спецкурсу был последним в сессии. Лиза первые студенческие каникулы проводила дома: бабушка сломала плечо, маме очень нужна была помощь. Она немного завидовала подругам, которые делились планами: Таиланд, Хельсинки-Стокгольм, загородная база отдыха. Но зависть вдруг улетучилась, когда Глеб Алексеевич сказал, что передаст ей книгу в кафе на Невском.
В кафе они просидели часа два. А потом гуляли, не замечая метели, по Питеру. У Лизы от холода начал дрожать голос, и Глеб укутал её своим шарфом, который пах горьковато-терпко и колол щеки.
Они встречались каждый день. С утра, когда родители уходили на работу, Лиза собирала приготовленные мамой сумки и ехала в больницу. Кормила бабушку домашней едой, развлекала разговорами, помогала санитарке убрать палату и перестелить постель. И, стыдясь, подгоняла время, подсчитывала минуты, остающиеся до момента, когда можно будет, поцеловав бабушку, подхватив опустевшие сумки, сбежать вниз по пропахшей лекарствами и дезинфекцией лестнице и выбежать в сумерки, где за оградой больничного парка в машине её ждал Глеб.
В последний день каникул Глеб впервые пригласил её к себе. Старый питерский дом с двором-колодцем, так не похожий на её заурядную многоэтажку в пяти автобусных остановках от Парка Победы. Неожиданно современный интерьер. Вот и все, что она успела рассмотреть. А потом мир стал необычайно ярким.
– Я не хочу, чтобы о нас кто-то узнал, – сказал Глеб. Лиза молча кивнула. Кому она могла рассказать? Подругам? Чтобы они, ничего не понимая в том, что происходит между нею и Глебом, злорадно шептались, что «неприступная» Лиза попала в «коллекцию»? Маме? Отцу? Брату?
В детстве Лиза думала, что у неё – самая обычная семья. Такая, какой и должна быть. Но, подрастая и наблюдая за жизнью подруг и одноклассников, она поняла, что настоящие семьи, как у неё – скорее исключение, чем правило. И чем больше и чаще она узнавала об изменах, денежно-квартирных разборках и склоках между самыми близкими по крови людьми, тем больше ценила любовь, которая жила в их доме.
Когда-то, казалось, давным-давно, рисуя в воображении будущее, Лиза представляла, как признается в первой, настоящей и единственной любви маме, как с её молчаливого разрешения мама расскажет отцу, как старший брат необидно пошутит над влюбленностью «пончика» Лизы. Но сейчас даже мысль о возможности рассказать родным о Глебе казалась глупой и опасной. Почему? Лиза не знала, но чувствовала, что размышления об этом могут всё испортить, уменьшив внезапную яркость мира.
Расхожее выражение про живущую три года любовь в Лизином случае оказалось немыслимым преувеличением. Даже трёх месяцев не продлилось волшебство. Тогда, в детстве, Лиза упрекала себя. Зачем принесла калейдоскоп в садик? Зачем разозлила Ваську? Теперь упрекать некого и не в чем. И от этого еще хуже. Не остается «а если». Случившееся обжалованию не подлежит.
Апрель выдался не по-весеннему суровым. С трудом преодолев сопротивление ветра, Лиза открыла дверь «их» кафе и с радостью увидела, что Глеб уже ждет за столиком у большого, во всю стену, окна.
– Привет! – она улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась. Такое уже бывало. Глеб страдал перепадами настроения, иногда в «плохие» дни мог едко подшучивать над Лизой, высмеивать её одежду или причёску. Лиза не обижалась: Глеб много работал, уставал. Она, не реагируя на колкости, забрасывала любимого утрированно-веселыми рассказами о том, что случилось за время, прошедшее с их прошлой встречи. Потом они ехали к Глебу домой, и он вновь становился страстным и нежным, а Лиза думала, что только она может вот так ловко возвращать любимому радость жизни.
– Нам надо поговорить, – сказал Глеб, придвигая к Лизе тарелку с суши.
Глеб умел доступно объяснять самые трудные для понимания вещи. Чётко, логично, с юмором. Именно так он объяснил Лизе, что всё кончилось. Он очень благодарен за те дни, которые она была с ним. И надеется, что Лиза тоже будет вспоминать об их встречах по-доброму. Но все хорошее, как известно, когда-нибудь кончается.
– Ты встретил другую? – Лиза с ненавистью услышала свой дрожащий, необычно высокий голос и жалко-банальные слова.
– Лиза, о чем ты? Какую другую? Другую женщину? Где встретил? Наша история закончилась, и всё. Мы с самого начала обо всем с тобой договорились. Мы оба взрослые, современные и свободные люди. Никаких обязательств.
Глеб говорил «преподавательским», уверенным весомым тоном, и Лиза, как прилежная студентка, мысленно с ним соглашалась. Да-да, был разговор и о свободе, и об отсутствии обязательств. И она не спорила тогда. К чему спорить, если всё это не имело никакого отношения к их любви.
– Ты меня больше не любишь? – она презирала себя, понимая, что выглядит полной идиоткой, но слова вырывались из пересохших губ помимо её воли.
Наверное, она спросила слишком громко, потому что Глеб, страдальчески поморщившись, оглянулся на соседний столик:
– Лиза, не порть того, что было между нами.
И только теперь она поняла, что за три месяца он ни разу не произнес слова «люблю». И мир потускнел. Нет, он не просто вернулся в первозданное состояние, он стал безнадежно серым.
В их семье не принято было «лезть в душу». Почти три месяца Лиза чувствовала, что родители, особенно мама, ждут, когда она заговорит. Но и тогда, и теперь, когда все кончилось, Лиза молчала.
Через несколько дней уходящий апрель подарил Питеру долгожданное тепло и первую весеннюю грозу. Лиза стояла у открытого окна и смотрела, как подхваченный ветром пакет уродливой бабочкой вьется над дорожкой.
– Лиза! – мама обняла её за плечи и заговорила. О том, что «не надо так», и что «все еще будет». Слова казались мелкими, ненужными и недостойными чуткой и мудрой мамы. Лиза не отвечала. Слова закончились. Мама ушла.
Раньше Лиза с нетерпением ждала майских праздников. Обычно они всей семьей отправлялись в путешествие, но в этом году мама не хотела оставлять без присмотра бабушку. Брат с женой и детьми собрались в круиз по Ладоге и Онеге, звали и Лизу, но она наотрез отказалась и предпочла поехать с родителями на дачу, где можно укрыться в своей комнате от сочувствующих или непонимающих взглядов...
– Лиза, гостей принимаешь?
В комнату вошла Беата. Вот уж с кем сейчас Лизе меньше всего хотелось общаться, так это с маминой лучшей подругой. Лизу всегда удивляло, как такие разные люди, как мама и Беата, могли дружить всю жизнь. Спокойная, надежная, супер-ответственная рассудительная мама и взбалмошная, непредсказуемая, яркая и опасная, как огонь, Беата.
– Эй, Лиза, хватит валяться! Давай на великах прокатимся!
Почему-то невинное, в общем-то, предложение взбесило Лизу. Она вскочила с кровати и накинулась на непрошенную гостью:
– Зачем ты пришла? Тебя мама подослала, да? Удачный выбор, ничего не скажешь! Ты мне сейчас тоже будешь заливать про то, что он меня не стоит, что я еще дождусь своего суженого? Суженого! Ты-то своего суженого в расширенном варианте получила, да?
Беата, сменившая на жизненном пути трех мужей и немыслимое количество поклонников, совершенно опешила. На помощь подруге поспешила вбежавшая в комнату мама:
– Лиза, как тебе не стыдно! Как ты можешь…
– Могу! Вы обе лезете в мою жизнь, которую не можете понять. Тебе повезло, у тебя папа! Один и навсегда! А Беата… Она сама – коллекционерка! Она сама уходила! Даже крёстного бросила…
Вспомнив о крёстном, Лиза с удивлением поняла, что с ним, и только с ним хотела бы сейчас быть рядом. Нет, исповедоваться она бы не стала. Просто слушала бы, как крёстный рассказывает о последней поездке в горы или о трудном больном, смотрела бы на некрасивое, но такое сильное и доброе лицо. И, может быть, одиночество, обрушившееся на неё за столиком в кафе на Невском хотя бы ненадолго спряталось, как нашкодивший пёс.
– Крёстный? Причём тут Сергей? – вполне достоверно изобразила удивление Беата.
– При том! Он тебя всю жизнь любит, из-за тебя не женился, из-за тебя уехал в Москву.
– С чего ты это взяла? – вполне искренне поинтересовалась Беата.
– Бабушка сказала, – Лизин голос теперь звучал не так уже уверено.
– Бред какой… – начала было Беата, но, взглянув на подругу, осеклась. Мама села на Лизину кровать и, секунду помолчав, сказала:
– Не Беата виновата в том, что Сергей один. Не Беата.
– Ты… – Беата словно подыскивала слова. – Ты знала?
– Конечно.
– Давно?
Мама не ответила. Лиза не любила, когда говорят загадками, но, растратив весь запас злости на Беату, не решалась вмешаться в неясный разговор подруг. Беата, наконец, оторвала взгляд от лица мамы и посмотрела на Лизу. «Наверное, она хочет, чтобы я ушла и оставила их одних», – подумала Лиза. Но тут заговорила мама:
– Пойдемте в беседку. Там нам не помешают ни бабушка, ни Юра. Разговор будет долгим.
– Ира, ты уверена? – встревоженно спросила Беата.
– Да. Лиза уже не малышка, чтобы пугаться скелетов в шкафу.
Мама говорила тихим голосом, без особых эмоций. Наверное, только так и можно рассказать о самом важном в собственной жизни.
Они с Беатой дружили с первого класса. Окончание школы не разрушило, как это порой бывает, их дружбу. Ирина поступила в университет, на экономический факультет, Беата училась в медицинском. Но по-прежнему подружки бегали на премьеры в театр или кино, до хрипоты спорили о книгах, делились секретами. Впрочем, секретами, конечно, любовными, могла похвастаться лишь сердцеедка Беата. А Ирина, как любила подшучивать подруга, «ждала принца».
К концу четвертого курса Беата решила, что пора всерьез заняться личной жизнью подруги. И случай подходящий выдался: очередной Беатин «мальчик», звезда шестого курса, подающий надежды будущий хирург Сергей как-то проговорился, что его старому другу, Юрке из политехнического, не везёт с девушками. Предприимчивая Беата тут же предложила нехитрый план. И в ближайшие выходные потащила Ирину в Павловск, где в парке «случайно» им повстречались Сергей и Юрий.
Тридцать лет прошло, а Ирина помнила каждую минуту того осеннего золотого дня в Павловске. Лодку, чуть не перевернувшуюся, когда Беата попыталась выловить из Славянки свою заколку. Любопытную белку. Сердитую смотрительницу во дворце. Белый гриб, который Сергей нашел чуть ли не на дороге. Юркины глаза, восхищенно-удивленные. Никто и никогда не смотрел на неё, на Ирину, так. Особенно, когда рядом была красавица Беата.
Позже, значительно позже, услышав от Ирины гимн Беатиной красоте, Юра искренне удивился: «Да разве она красавица? Нет, она ничего, конечно, симпатичная девочка, но красавица – ты, а не она». Ирина засмеялась, но спорить не стала. К тому времени и ей невысокий крепыш Юрка казался тем самым принцем, которого она так долго ждала.
Когда Ирина и Юрий отправились в ЗАГС, их свидетели, Беата и Сергей уже расстались. Оставшись, впрочем, добрыми друзьями: их лёгкий флирт и взаимная симпатия так и не наполнились ни романтикой, ни страстью.
Первой о том, что Сергей любит Ирину, догадалась Беата. Она сообщила Сергею, что с Ириной случилась беда – отслойка плаценты. И увидела его лицо. Никакая дружба не могла объяснить такое отчаяние, такую боль, такой страх, что случится непоправимое.
К счастью, коллеги-врачи спасли и Ирину, и ребенка. Беата постаралась забыть о своем открытии. Это было нетрудно: Сергею хорошо удавалась роль начинающего «старого холостяка», которому медицина, альпинизм и дружба вполне заменяют сомнительные радости семейной жизни.
Время, иногда незаметно и ласково, иногда прямолинейно-грубо меняло картину мира. То, что казалось незыблемо прочным, рассыпалось, как карточный домик или исчезало, подобно миражу. А что-то, хрупкое, нематериальное, вдруг становилось самым постоянным и надежным, как маяк над бурей в сонете Шекспира. Ирина и Юрий, Сергей и Беата, не переезжая из своих домов, оказались в другой стране, с карты которой исчез Ленинград. И лишь их дружба и любовь Ирины и Юрия связывали прошлое с настоящим.
В девяностые КБ, где работал Юрий, пошло ко дну. Ирина за копейки преподавала в университете. Мясо и фрукты покупались только для маленького Пашки. В самые трудные дни на помощь приходили Сергей (хороший хирург никогда не умрет от голода) и косметолог Беата (даже в трудные времена женщины отдадут последнее, чтобы выглядеть хорошо).
Открыть собственный бизнес, причем не ларёк в переходе, а фирму по разработке программного обеспечения, Юрия убедил Сергей. И деньгами помог в самом начале. Удивительно, но выросший на легендах о Павлике Морозове и Мальчише-Кибальчише Юрий оказался прирожденным предпринимателем. К концу девяностых Ирина забыла о том, что такое жить от зарплаты до зарплаты.
Собственный бизнес – алчный пожиратель времени и досуга. Ирина спокойно воспринимала ненормированный рабочий день мужа. Но в ту зиму вдруг что-то изменилось. Что-то неуловимое вмешалось в их жизнь, не нарушая её видимого течения, но меняя интонацию обычных слов, уводя в сторону взгляды. Лишь через десять с лишним лет Ирина с болью и облегчением узнала от мужа, что НЕ случилось той зимой.
Женщины умеют любить успешных и богатых. Не все, конечно, женщины, только некоторые. Некоторые из некоторых бывают весьма неглупыми и умудренными опытом дамами. И, как ни странно, иногда лёгкой добычей для них становятся не ходоки-ловеласы, а верные мужья.
Через десять с лишним лет не только повзрослевший, но и постаревший и помудревший Юрий сам удивлялся, как он мог клюнуть на очевидные приманки.
«Может быть, – подумала в этом месте маминого рассказа Лиза, – папе тогда тоже мир показался ярким? Нет, не как у меня, а таким, анилиново-ярким, как дешевые плюшевые игрушки…»
Юрий не любил лгать. И совсем уж не привык к тому, чтобы что-то скрывать от Ирины. Он не представлял, как будет жить без Пашки, без жены. Но женщина, захлестнувшая его своей требовательной любовью, ждала действия.
О решении шагнуть в новую жизнь Юрий рассказал Сергею. Он не ожидал, конечно, что друг сразу и безоговорочно его поддержит. Но не мог предвидеть, что Сергей, сохраняющий спокойствие даже в самых рискованных ситуациях, взорвется. Наговорит много беспощадных слов. Особенно беспощадных тем, что в каждом слове была правда. И презрение. А потом успокоится и скажет главное. Он, Сергей, с первой встречи, с того долгого осеннего дня в Павловске, любит Ирину. Ирина об этом не знает. «Я молчал, – сказал Сергей, – но не потому, что мы с тобой друзья, а потому, что Ира любит тебя. Но если ты бросишь Ирину, я сделаю все, чтобы она была со мной. Я добьюсь её, но мы оба будем несчастны. Потому что она никогда не разлюбит тебя». О чем еще говорил Сергей, Юрий не рассказывал.
Та зима, как и любая, закончилась. Ирина не заметила, как и почему беспокоившее её наваждение исчезло. Через полгода Сергей принял предложение возглавить крупную московскую клинику. А еще через год родилась Лиза, и Сергей стал её крестным.
– Почему папа рассказал тебе? – Лиза не могла понять отца, хотя и не осуждала его.
– Восемь лет назад, ты об этом не знаешь, у папы обнаружили опухоль. Подозревали онкологию. Он не хотел, чтобы между нами осталось хоть немного неправды.
– Ты так и не сказала, когда ты поняла, что Сергей любит тебя? – спросила Беата.
– За кого ты меня принимаешь? За бесчувственную дурочку? Конечно, я всегда об этом знала. Но я любила Юрия. И не хотела разрушать их дружбу.
Вечером Лиза, как и все последние дни, лежала без сна. Но сегодня она впервые не думала о Глебе, не перебирала в памяти встречи. Рассказ мамы словно повернул по-другому калейдоскоп, в который она пыталась рассмотреть самое важное в жизни. И картинка стала совсем иной. Лиза пыталась понять, пыталась, но не могла… И не заметила, как провалилась в глубокий сон без сновидений.
Она проснулась под утро от сильной боли. Нарывал порезанный три дня назад палец. Странно, до этого Лиза ничего не чувствовала, а теперь палец просто огнём горел.
Лиза пошла на кухню, порылась в аптечке, выпила таблетку болеутоляющего. Глянула в окно. В беседке – красная точка. Беата курит. Лиза тихо открыла дверь и побежала к беседке, чувствуя, как намокают от росы тонкие тапочки и ночная прохлада пробирается под майку.
– Лиза? Не спится? – Беата потушила сигарету.
– Рука болит. Палец позавчера порезала.
– Иди ко мне, под плед, – позвала Беата.
Под пледом было тепло. Спать совсем расхотелось. Палец по-прежнему ныл, но боль почему-то не раздражала.
– Беата, я не понимаю.
– Что ты не понимаешь?
– Зачем любовь? Сергею – зачем? Она же его сделала несчастным.
– Несчастным? Разве Сергей похож на несчастного человека?
– Не знаю, – Лиза не понимала, как и чем измерить счастье или несчастье, – но ведь у него несчастливая любовь, невзаимная.
– Это диагноз. Но болезнь обычно сложнее диагнозов. Я, если хочешь знать, завидую Сергею. Не маме твоей, а Сергею. Я так не умею.
Лиза хотела задать еще один вопрос, или еще тысячу вопросов, но в лесу, который начинался сразу за забором, вдруг резко и жалобно вскрикнула птица, словно поставив точку в разговоре. Лиза закрыла глаза. А когда, то ли через секунду, то ли через вечность открыла их, над дачей вставало солнце. Небо, залитое красно-оранжевым, казалось не по-настоящему ярким. И палец уже почти не болел.
Комментарии к сказке
Майский рассвет
27.08.2019, 12:53
Елена кнк
Спасибо, Татьяна, за Ваши трогательные истории.
05.09.2019, 09:53
Татьяна Попова
Елена, спасибо!
Оставить свой комментарий